Третьего января 1850 года приговоренные к смертной казни за «антиправительственные беседы» петрашевцы, в числе которых был Достоевский, стояли на Семеновском плацу.
Там, где ожидал казни Достоевский
Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
Первые трое уже были привязаны к столбам, и расстрельная команда получила приказ «К заряду!», когда подъехавший флигель-адъютант Ростовцев зачитал от имени императора указ о помиловании. Казнь заменили каторгой, но осужденные об этом не знали и пережили страшный месяц между судом и Семеновским плацем. Впрочем, один из приговоренных, Николай Спешнев, сохранил присутствие духа настолько, что нашел в себе силы прокомментировать: «Опять эти театральные эффекты...»
По этой ли или по какой иной причине на Семеновском плацу полвека назад построили здание для Санкт-Петербургского ТЮЗа им. А.А.Брянцева. Уже 12 лет подряд каждую весну ТЮЗ проводит международный фестиваль «Радуга». Центральное место на нем занимают спектакли по современной драматургии и работы молодых режиссеров. В этом году в фестивале участвовали Таллиннский городской театр со спектаклем «Красные носы» («Братство Божьих шутов», реж. Эльмо Нюганен) по пьесе Дж. Барнса и «Эндла» с «Балетмейстером» Урмаса Вади (реж. Андрес Ноорметс). Прошла конференция по современной эстонской драматургии с участием Яака Аллика, Урмаса Вади, худрука «Эндла» Тийта Палу и автора этих строк, прочитавшего доклад о творчестве наших драматургов. Словом, «Радуга» была с заметным эстонским оттенком.
Репертуар для исчезающей публики
Фестиваль завершился разговором о проблемах театра для детей и юношества. Как сказал худрук ТЮЗа и большой друг эстонского театра Адольф Шапиро, понятие «театр для юношества» сегодня исчезает, размывается. Поколение 14-17-летних считает себя иным, но не согласно признаться в невзрослости. Оно существует в своих ритмах, своей эстетике, но если специально адаптировать для этих ребят классику или писать о них пьесы, не совпадая с ними по возрасту и интересам, они просто не пойдут в театр. Хотя очень падки до того, что могут по неопытности принять за авангард, – при условии, что речь пойдет об их проблемах.
Оттого так популярен был среди нашей русскоязычной молодежи (не всей, но среди продвинутой – в высокой степени) Другой театр, в котором молодые актеры играли жестокие современные драмы о своих ровесниках. И оттого зал Канутской гильдии был переполнен, когда в нем шел двуязычный спектакль «Lahkumised/Pасставания», абсолютно беспомощный в художественном отношении, но ошеломляюще искренний, пытавшийся бить в самые больные точки сегодняшнего дня.
Эта возрастная категория, к ее чести, готова принять и постановки, ставящие перед публикой зеркало, в котором ее черты видны с беспощадной ясностью. На фестивале было две таких работы: «Убийца» по пьесе Александра Молчанова (Московский ТЮЗ, реж. Дмитрий Егоров) и «Запертая дверь» по пьесе Павла Пряжко (лаборатория ON.Teaтр, Санкт-Петербург, реж. Дмитрий Волкострелов). Обе они – о внутренней пустоте, отсутствии души, попытках бурной деятельностью компенсировать бесцельность существования. И что с того, что «Убийца» – о парне, стоящем возле той грани, за которой – спуск на дно, а «Запертая дверь» – о благополучных яппи, которых, в отличие от этого парня, никто не заставляет убивать...
В обоих спектаклях персонажи живут по инерции, не обладая не то что свободой воли – волей как таковой. Герой «Убийцы» Андрей (Евгений Волоцкий) задолжал местному авторитету Секе крупную сумму, отдать деньги он не может, и Сека посылает его убить другого несостоятельного должника. Андрей не хочет никого убивать, молится, чтобы этого не пришлось делать, и обстоятельства оборачиваются в его пользу: кандидат в жертвы находит деньги, а Сека гибнет. Андрей свободен, более того, он получает девушку, о которой даже мечтать не мог, но случившееся ничуть его не меняет – и удивительная легкость постановки, в которой актеры словно скользят по поверхности текста, не перевоплощаясь в героев, но давая понять, что под их ногами – глубокая трясина, подчеркивает странность, выморочность этого бытия.
Думаете, там лучше?
Американский режиссер с мировым именем Ли Бруер так не считает. В Саратовском ТЮЗе он поставил мрачную и безысходную пьесу Сэма Шепарда «Проклятие голодающего класса», действие которой безболезненно переносится из американской глубинки в нашу. Налицо все приметы современности: алкаш – глава семейства; слегка пьющая и крепко гулящая его супруга с неистребимыми следами былой красоты и радужным фонарем под глазом; пребывающий в растерянности сын; 15-летняя дочь, единственное светлое пятно, умница и мастерица на все руки, готовая бежать куда глаза глядят из грязного бомжатника, в который превратилась ферма. Ну и, само собой, крутые ребята, из-за которых семейство попало на деньги и лишится даже той лачуги, в которой обитает. Все это разыграно в манере, прочно связавшей условность жеста и движения с густым натурализмом: по сцене бродит живая овца, ржавый автомобиль взрывается, тело несчастной девчонки пролетает над сценой по замысловатой траектории, холодильник начинает ездить сам по себе. Трюки необходимы – хотя бы для того, чтобы смягчить общее тяжелое чувство.
Точно так же в спектакле «Волшебная ночь» болгарского театра «Иван Вазов» (монтаж из Беккета, Ионеско и Мрожека, реж. Александр Морфов) актеры Теодор Елмазов и Пламен Пеев разыгрывают восхитительную клоунаду. Аппетит к жизни у героев огромен, они вроде бы смирились с тем, что Годо не придет (не Годо ждет наш мир, а разных гадостей), но в финале, с шуточками и прибауточками, эта пара кончает самоубийством.
Остается бежать в прошлое, в Шекспира, в по-тюзовски облегченную, но эффектную постановку «Короля Лира». Адольф Шапиро пригласил на роль Лира замечательного артиста Сергея Дрейдена, а на роль Шута – культового питерского музыканта Билли Новика, который привел с собой Billy’s Band. Дрейден, актер-философ, играет трагедию Лира как тяжкий путь познания (того, что тяжелый королевский венец ничем не отличается от картонной короны Шута), его монарх одинок и отъединен от мира с первых же моментов драмы, а Билли Новик открывает публике то, что современная, жесткая, переполненная страданием и иронией музыка – тоже философия! Спектакль дико неровен, в нем есть прекрасные работы, а есть и никакие. Лучшие свои постановки Адольф Шапиро сделал (надеюсь – и еще сделает!) в Эстонии.
Наши краски в «Радуге»
Вопреки привычной нам театральной субординации «Эндла» имел больший успех, чем Городской театр. Хотя и постановку Эльмо Нюганена публика принимала очень хорошо. Но то ли четырехчасовое зрелище со сложным сюжетом оказалось тяжеловатым для питерской публики, то ли скверный подстрочный перевод, звучавший в наушниках, не передавал всей прелести текста, только хвалили спектакль сдержанно. Кому-то казалось, что занятые в нем студенты играют слишком пафосно. Хотя так и должно быть: по молодости лет они еще верят в Добро, в то, что искусство способно спасти мир, а взрослые актеры, играющие прожженных циников, эту юную веру оттеняют.
Зато «Балетмейстер» вызвал настоящий фурор. Абсурдистский сюжет, выросший из национальной трагедии 1940 года (при том, что Вади и Ноорметс отказывают этой трагедии в наличии трагического героя), ирония, гротескный способ существования актеров, десятипудовый здоровяк Аго Андерсон в роли лжебалетмейстера и порхающая легкость постановки поразили фестивальную публику. «Смешав знаки всех времен и стран, пьеса обретает легкость новой оптики, освобожденной от старых фобий, чтобы обратить внимание на новые. Спектакль, поставленный с каким-то несвойственным эстонской культуре темпераментом, заканчивается долгим и блистательным народным танцем, полным юмора и изысканной силы. Танцуя, герои этого квазиисторического спектакля-путешествия объявляют эстонскую танцевальную революцию (против предателей-президентов? против рыночных ценностей?), окончательно завоевав сердца фестивальной публики», – написала в «Российской газете» московский театральный критик Алена Карась.
А рассказ об эстонской драматургии вызвал интерес и много вопросов. Но для того, чтобы она пробилась на российскую сцену, требуются еще и нормальные отношения между нашими странами: репертуар московских и питерских театров настолько «перегрет», что втиснуться между кассовыми названиями трудно, а в российской провинции слово «Эстония» слишком часто вызывает недоверие. За что надо «благодарить» политиков!