Когда эстонцев взяли силой, общество было беззащитно, как ребенок перед жестоким взрослым. Архетипичный грязный, грубый советский солдат насиловал и убивал наших светловолосых дочерей, а может, и наших матерей в национальных костюмах, играющих на каннеле. Сыновей и отцов убили. И никто ничего не сделал. Не вмешалось ни одно государство. Эстония была одинока, и советский человек делал с нами все, что угодно и куда угодно.
Соседи предали соседа, друг – друга. Кто-то стучал на кого-то и т.д. Эта рана до сих пор не заросла. Кажется, что во многом гнев и ожесточение эстонцев выросли именно оттуда. Заживлением этой раны не занимались. Над этим нельзя шутить. Об этом можно говорить лишь с ноткой мести или печали. Эстонец надел на себя маску жертвы и до сих пор ведет себя как жертва, общаясь с русскими. Национальная травма до сих пор отравляет нас в каждом споре, который касается интеграции людей, которые говорят по-русски, или затрагивает их как-то еще. Как будто надо было все время мстить или отвечать злом за зло.
Никто не говорит, что врага надо простить. Простить русских кажется уже слабостью: мы же должны воздать злом за зло и отомстить. Сила эстонцев как будто бы и состоит в том, что по праву жертвы отомстить. Как будто у нас есть теперь право получить эмоциональную компенсацию. Принять в свою среду чужих кажется эстонцам немыслимым: нам не нужны эти «арабы» или беженцы из Кении. В то же время удивляются, почему молодежь уезжает и начинает где-то новую жизнь. В связи с депортацией возникла какая-то потребность ненавидеть чужих и своих, и это нас медленно расслаивает.
До тех пор пока эстонец не сможет простить русского и жить дальше, большая часть национального сознания останется в роли изнасилованной жертвы, а в этой роли у нас нет никакой воли решать свою судьбу: роль жертвы – подчиняться более высоким властям и бодаться, планировать месть.
Я говорю не о том, чтобы забыть о произошедшем или отрицать этот ужас, а о том, чтобы преодолеть его. Эстонец так долго цеплялся за депортацию, что больше не способен определять без этого свою новейшую историю и свой национальный характер.
