Прима московского театра «Геликон-Опера» Лариса Костюк хорошо знакома нашей публике. Меломаны и театралы, наверняка, запомнили ее Настоятельницу монастыря в «Диалогах кармелиток» Пуленка, Секста в «Милосердии Тита» Моцарта, Сонетку в «Леди Макбет Мценского уезда» Шостаковича. И, конечно, ее Кармен в спектакле «Геликон-Оперы», недавно показанном на фестивале Биргитты.
Высокая, статная, красивая и очень артистичная, Лариса Костюк, хотя внешне далека от традиционного романтического образа цыганки, с первой минуты на сцене и вплоть до трагического конца приковывает взгляды, а ее голос, богатый обертонами, низкий и страстный, способен приворожить не только Хозе.
Мистическое знамение
– Эта роль и музыка Бизе сыграли в моей жизни судьбоносную роль, – говорит Лариса. – Сколько себя помню, я всегда пела. Моя мама - музыкант по профессии, и, естественно, первые уроки пения я получила у нее. С детства я знала, что буду певицей, но какой – эстрадной, народной или оперной… с этим я не могла определиться лет до пятнадцати. И вот однажды, как раз накануне моего дня рождения, к нам в Тольятти приехал на гастроли Самарский оперный театр, и мама купила билеты на «Кармен». Музыка меня просто заворожила, а образ свободолюбивой героини, которая делает, что хочет, мне, пятнадцатилетней девчонке, казался невероятно привлекательным. С этой минуты я стала мечтать о том, чтобы спеть и сыграть Кармен, и решила, что буду оперной певицей. Я попросила маму подарить мне на день рождения пластинку с оперой «Кармен» и была безумно счастлива, когда она исполнила мою просьбу.
– В чьем исполнении?
– В исполнении Ирины Константиновны Архиповой и Марио Дель Монако, партию Эскамильо пел Павел Лисициан. Самое удивительное, что спустя много лет, когда я уже работала в театре и впервые пела Кармен, ко мне после спектакля подошел Павел Герасимович Лисициан и сказал много красивых и добрых слов. Хотя это было довольно давно, очень хорошо помню дату: 5 декабря. Вот и осуществилась моя мечта, думала я. Я на сцене, пою Кармен, и человек, которым я была так восхищена в 15 лет, сейчас в зале… Его дочери до сих пор ходят в наш театр, и мне очень приятно, что они всегда тепло отзываются о моем пении и игре, но тогда сам факт, что на спектакль пришел Лисициан и одобрил мою Кармен, воспринимался как мистическое знамение.
Бертман научил меня думать на сцене
– В спектакле, поставленном Бертманом, знакомая всем история рассказана по-своему, да и образ Кармен далек от привычного. Насколько ваше видение этого образа совпадает с режиссерским?
– Спектакль изначально ставился на Наташу Загоринскую, на ее фактуру, на ее голос. Хотя у нее сопрано, но такой опыт есть, правда, сейчас Наташа уже не поет Кармен. Она прекрасный музыкант, очень хороший человек и партнер по сцене. Работать с ней в паре – одно удовольствие. Раньше я пела Мерседес, а она – Кармен. Когда меня стали вводить на главную роль, я была еще неопытной артисткой, и, естественно, мой первый спектакль был сделан с Наташи, с созданного ею образа. Спектаклю 15 лет, за это время он оброс новыми деталями, а роль Кармен – новыми красками. В силу того, что у меня совершенно другой тип голоса, внешность, мироощущение, образ Кармен с годами менялся.
– Бертман все принимает в вашей Кармен?
– Если бы не принимал, я бы не пела (смеется). Конечно, образ изменился, но Дмитрий Александрович – удивительный режиссер и человек Я благодарна судьбе, что сразу попала к нему в театр. В отличие от тех артистов, которые раньше уже где-то пели, я выросла в «Геликоне», и Дмитрий Александрович меня сделал. Не раз случалось, что он ставил задачу, а я ее выполняла так, как почувствовала в данный момент. Если это оправданно, он никогда не сделает замечания. Например, мы репетировали «Кащея Бессмертного» Римского-Корсакова, было пять исполнительниц роли Кащеевны, мы сделали финал, но на последней репетиции меня не было. И на спектакле – я пела премьеру – я выстроила партию и роль по-своему. Другие исполнительницы были в недоумении: «Как, мы же делали по-другому», а Дмитрий Александрович не сказал мне ни слова плохого, видимо, моя версия финала его заинтересовала, и он ее оставил.
– К слову о финале. Неожиданное решение в «Кармен», где героиню убивает не Хозе, а ее соперница - притаившаяся за углом Микаэла, которая не может равнодушно смотреть на страдания своего любимого, что психологически оправданно и не идет вразрез с музыкой.
– Да, это интересно. Сейчас многие режиссеры делают неожиданный финал, например, Кармен сама натыкается на рога быка.
Разные Кармен
– Вам довелось петь Кармен на разных сценах, в разных постановках. Что особенно запомнилось?
– Наверное, работа в Канаде, потому что это были мои первые большие гастроли с этой ролью. С благодарностью вспоминаю дирижера и главного человека в оперном театре Торонто Ричарда Брэдшоу, которого, к сожалению, уже нет с нами. Он был для меня как отец, который понял, принял, полюбил меня как певицу. Это была очень интересная работа. Там шла оригинальная версия с диалогами.
– У нас в театре «Эстония» «Кармен» тоже идет с разговорными диалогами. Как вы относитесь к такой версии?
– Я долгое время играла наш спектакль, и, когда я приехала в Торонто, мне очень повезло, так как там был потрясающий состав певцов из разных стран. И у меня была замечательная coach Роз-Мари, с которой я каждый день занималась французским языком. Это время я вспоминаю как одно из лучших в моей жизни – не из-за режиссуры, она была вполне традиционная, а потому, что со мной работали такие люди. Когда я вернулась, Дмитрий Александрович сказал: «Тебе, наверное, сложно сейчас войти в наш спектакль: ты играла традиционную „Кармен“, там совсем другие акценты». Но могу сказать, что тот опыт, который я приобрела, играя Кармен на других сценах, только обогатил образ, сделал его более интересным. Что-то я взяла оттуда, что-то – отсюда.
– И где вы себя лучше, комфортнее чувствуете?
– Ну, конечно, дома. Меня удивляет, когда меня спрашивают: «Почему ты не уходишь из театра?» Как можно уйти из дома, в котором все родные люди?! Я же здесь родилась, здесь моя семья. Другое дело – ходить в гости, это я очень люблю. Раньше я много пела во Франции, в Канаде. Очень понравилось работать в Стокгольме. Дмитрий Александрович там ставил «Евгения Онегина», а я пела Ольгу.
О страсти и холодной голове
– Одна из любимейших ваших ролей, наряду с Кармен, Любаша в «Царской невесте»?
– Да. Когда поешь «Царскую невесту», все сердцем ощущаешь, настолько это близко и понятно русскому человеку – и эпоха, и герои, и глубокие чувства: любовь, ревность и беспредельное страдание. Во Франции мне не раз задавали вопрос: почему Любаша отравила ни в чем не повинную Марфу, а не убила Григория Грязного. Да как же она могла убить человека, которого любит? И к нему она пришла, чтобы он ее убил. Потому что не могла с этим грехом жить.
– Ваши героини – это сильные, страстные, но далеко не однозначные личности.
– Так, наверное, устроены меццо-сопрано, что им не суждено спеть совсем уж положительных, «розовых» героинь. Может, это и хорошо. Есть певцы, у которых пограничные голоса: сопрано или меццо-сопрано, тенор или баритон. Но я не сожалею, что у меня такой голос: мое естество и мой голос всегда дружили друг с другом.
– Как вы думаете, насколько то, что переживают Любаша и Кармен, да и сами ситуации возможны в наше время? Что они значат лично для вас?
– Ситуации возможны. Но по прошествии времени я понимаю, что сейчас я бы не хотела быть похожей на Кармен – а ведь я мечтала об этом в 15 лет, – потому что такая страсть разрушает. Женщина по природе своей прежде всего мать, и она должна быть верной, любящей женой и хорошей мамой. Для меня сейчас это главное. В молодости, когда заражаешься такими ролями, как Кармен, Амнерис, Любаша, невольно начинаешь примерять на себя их судьбу. Наверное, во многом из того, что произошло в моей жизни, отчасти виноваты мои роли. Поэтому я сейчас немного отстраненно на них смотрю. Когда мне было 33 года и я переживала сложный период в личной жизни, мне пришлось исполнять три разные роли настоятельниц монастыря: в «Диалогах кармелиток» Пуленка в нашем театре, в спектакле Большого театра – опере Прокофьева «Огненный ангел» и в концертном исполнении малоизвестной оперы Гречанинова «Сестра Беатриса». Для меня это был некий поворот. После этого я уже стала смотреть на своих героинь немного как бы со стороны. Раньше я не понимала высказывание Шаляпина о том, что артист должен быть на сцене с холодной головой. Мне казалось, что нужно полностью проживать жизнь своих героев. Теперь я тоже живу их жизнью, но иначе: одна Лариса переживает, а другая наблюдает и контролирует.
– Как говорил Шаляпин, нужно, чтобы плакала публика, а не сам артист.
– Да, потому что иногда бывает, что певец весь в рыданиях, а зритель остается холодным.
И радость, и испытание
– Вы поете довольно много современной музыки, в том числе камерной, были первой исполнительницей оперы Барданашвили «Ева» и оперы Щедрина «Боярыня Морозова». Чем вас привлекает современная опера, ведь для вокалиста там не самый удобный музыкальный язык?
– Да, выучить партию в современной опере очень сложно, но это такая прекрасная тренировка мозгов. Я не обладала этим умением раньше – в отличие от Наташи Загоринской, которая не только певица, но и пианистка и всегда много пела современной музыки. Проблема и в том, что приходится согласовывать все детали с автором оперы. Так что это и большая радость, и большое испытание. Несколько лет назад я спела «Боярыню Морозову» Щедрина. Это очень сложное произведение, но скорее не в музыкальном, а в образном плане. Я ощущала огромную ответственность, ведь героиня – историческое лицо, и нужно быть предельно честной, чтобы мне поверили. Накануне премьеры я увидела по телевизору интервью с монахинями-староверками, которые говорили: «Нам бы очень хотелось, чтобы из Морозовой не делали сумасшедшую, одержимую. Это был очень хороший, истинно верующий человек». Эти слова были для меня очень важны.
– Вы же, наверное, поете «Хованщину»? Роль раскольницы Марфы, идущей на костер вместе с любимым, стопроцентно ваша.
– Нет, к сожалению, пока не пою. Только в концертах исполняю сцену гадания Марфы.
– Лариса, чего бы вам хотелось в жизни, сценической и реальной?
– Чтобы сын вернулся домой из армии живым и здоровым. Это мое самое главное желание. Чтобы все близкие были живы-здоровы. А в творчестве… Чтобы был голос, были интересные роли. Вот дает Господь какую-то роль, современную, несовременную… говорю: спасибо. Ведь порой бывают такие открытия, как, например, «Милосердие Тита». Я никогда до этого не пела оперы Моцарта и не представляла, что могу спеть и что это будет красиво. Поэтому я с благодарностью принимаю все, что дарит мне жизнь, и очень рада, когда мне предлагают что-то новое, в камерной ли, в оперной ли музыке. Потому что я все равно расту. Мне так кажется.
Справка «ДД»:
Лариса Костюк
Заслуженная артистка РФ.
Родилась в Кузнецке.
Окончила Музыкальное училище имени Гнесиных (1993) и Московский государственный университет культуры (1997).
С 1995 года – солистка «Геликон-Оперы».
Обладательница двух золотых медалей в номинации «Опера» I Всемирного чемпионата искусств.
Пела на сценах Большого и Михайловского театров, парижской «Опера Бастий», Канадской оперы в Торонто, Шведской Королевской оперы, гастролировала в США, Германии, Венгрии, Китае, Ливане, Израиле, Эстонии…
В репертуаре около 30 оперных партий. Основные роли: Азучена («Трубадур»), миссис Квикли («Фальстаф»), Амнерис (Аида»), Никлаус («Сказки Гофмана»), Секст («Милосердие Тита»), Марина Мнишек («Борис Годунов»), Любаша («Царская невеста»), Ольга («Евгений Онегин»), Кащеевна («Кащей Бессмертный»), Соня и Элен («Война и мир»), Кончаковна («Князь Игорь»), Екатерина Великая («Царица» Тухманова).