Командир погибшего солдата: это страшнее, чем на войне

После похорон казалось, что в деле о самоубийстве 23-летнего солдата наступило затишье. Отец погибшего Леонид Логвиненко сообщил, что теперь знает, почему его сына не стало, и обещал вскоре рассказать всю правду, назвав имеющуюся у него информацию бомбой.

Но пока от семьи, которая имеет право пережить свое горе в тишине, новой информации не поступало. Зато из Генштаба Сил обороны журналистам неожиданно поступило предложение приехать в часть, где служил молодой человек, и поговорить с ее командованием, временно исполняющим обязанности главкома сухопутных войск Эстонии Артуром Тигаником и с сослуживцами Алексея, если возникнет такое желание. Армия дозрела до готовности открыто пообщаться с прессой, пресса не могла не откликнуться на призыв.

Первый среди лучших

Справедливости ради отметим, что желание военных откровенно ответить на вопросы журналистов было заметно невооруженным глазом. Однако определенные ограничения, диктуемые военной спецификой и, назовем их так, интересами внутреннего расследования (уголовного дела по факту гибели солдата-срочника возбуждено не было), к сожалению, не позволили заполнить все пробелы в картине произошедшего.

Как объяснил начальник штаба сухопутных войск Эстонии полковник Артур Тиганик, встретиться с прессой военные решили, увидев комментарии, которые оставляли люди под статьями про Алексея. «В данный момент в сухопутных войсках проходит службу больше двух тысяч солдат, у которых есть родители. Из-за случившегося у них может появиться больше поводов для волнения. Поэтому я и выступил инициатором нашей встречи», – начал наш разговор полковник.

Подразделение, в котором служил Алексей Логвиненко, считается одним из лучших, поскольку готовит военных для участия в международных миссиях, в том числе боевых операциях в Афганистане. Но и достаточно сложным: одновременно тут служат и профессиональные военные, и солдаты-срочники. Первая пехотная бригада включает в себя Скаутский батальон – подразделение кадровых военных, Калевский батальон – укомплектованный только на уровне штаба и созданный для развертывания в военное время при мобилизации, Тыловой батальон, где служил Алексей, а также роту связи и управление бригады, где служат как профессиональные военные, так и солдаты срочной службы. По словам военных, это чуть больше тысячи человек, 250 из которых – ребята, пришедшие в армию по призыву и, скорее всего, не планирующие иметь с ней дело в дальнейшем.

Самоубийство рядового именно этой бригады стало не просто ЧП. Никто, даже командир части, человек, командовавший нашим контингентом в Афганистане, подполковник Урмас Нигул, не могут понять, почему именно этот солдат решился на такой шаг. По оценке командиров, Леша был очень приятным человеком, отличным солдатом, каких обычно ставят в пример остальным. Командир подтвердил, что у покойного на самом деле были проблемы со здоровьем, и прежде всего это касалось ног, поэтому врачи решили освободить его от многих заданий, которые выполняют срочники. «Однако он сам вызывался выполнять многое из того, чего мог не делать. Те же марш-броски, которые нелегко даются и абсолютно здоровым ребятам. Но я вам ответственно заявляю – он хотел служить и служить хорошо. Всегда был первым. Поэтому я не могу дать даже себе ответа на вопрос, почему так произошло», – сказал подполковник Нигул.

Самыми лестными словами о погибшем солдате отзываются и непосредственные командиры Алексея. Подавленности или наличия каких-либо проблем, которые могли бы косвенно подвести молодого человека к мыслям о самоубийстве, не заметили не только родители погибшего, но и его наставники и сослуживцы, даже ребята, с которыми он делил одну жилую комнату. Почему же тогда?

Ответ на этот вопрос можно найти в прощальном письме молодого человека. Говорят, что на него повлияла совокупность причин, и служба в армии, а точнее, проявившиеся здесь проблемы со здоровьем, стали лишь частью беды, пережить которую Алексей не смог.

Не так сказали, не так поняли

Сегодня военные признают, что главной проблемой, вызвавшей общественное негодование, стала коммуникация. По правилам, о несчастье, случившемся с военнослужащим, родным должен сообщить его командир. И сделать это раньше, чем информация попадет в прессу. А утечки возможны, поскольку мобильные телефоны в армии теперь разрешены, их только отключают на время занятий, и запретить солдатам говорить о случившемся командиры, по их словам, не могут.

Но молодой майор не смог объясниться с родственниками Алексея на неродном языке, а приехавший вместе с ним капеллан оказался не в состоянии перевести в полном объеме даже имевшуюся на тот момент информацию.

Военные опровергают информацию о том, что как врач, так и непосредственный командир Алексея таинственным образом исчезли сразу после произошедшего. По их словам, первый работает по графику, а на прошлой неделе отбыл на учебу за границу, но вернется в пятницу. А второй именно в это время находился на заранее запланированных курсах.

Много вопросов, в том числе и у следствия, вызывает то, как Алексей раздобыл боевой патрон. Дело в том, что ни в этот раз, ни в обозримом прошлом, боеприпасов к личному оружию солдатам не выдавали. Последние стрельбы прошли достаточно давно. То есть, за 15 занятий с автоматом, проведенных со дня последних учений, случайно оставленный или застрявший в автомате патрон был бы обнаружен. Предположить, что патрон в патронник загнал кто-то другой – шутник или злодей, – тоже сложно. Да и отслуживший уже полгода Алексей не стал бы баловаться, вставляя оружие себе в рот и нажимая на курок.

Военные не скрывают, что добыть патроны, да и взрывчатые вещества, можно. Это считается преступлением, и солдат предупреждают о возможном наказании, но боеприпасы все равно таскают, поскольку сосчитать соответствие выданных патронов произведенным на самом деле выстрелам невозможно.

Солдата нашли случайно

С прощальным письмом пока действительно не все ясно. Никто из встречавшихся с журналистами его в руках не держал. Военная полиция пересказала содержание командованию части, в нем были слова прощания, обращенные к конкретным людям. Но отдельная ли это записка или страница с объяснениями, вырванная из дневника, никто определенно сказать не может. Этот документ видели только семья и полицейские.

Кстати, командиры части в один голос уверяют, что дневник, о пропаже которого говорят родители, никуда не исчезал. Он должен быть у полиции: гражданской или военной – им неизвестно. Но быть должен.

Много вопросов было задано и на тему того, как Алексей получал оружие. Офицеры рассказали, в тот день рота, разделенная на группы, должна была выполнять задания с автоматом. В 09.30 под непосредственным контролем офицеров Логвиненко вместе со всеми получил автомат «галил» и сообщил инструктору, что в 10.22 должен быть на приеме у врача. В указанное время молодой человек оставил оружие у дневального, который был обязан охранять автомат.

А дальше вновь начинается путаница, в которой посекундно должна разобраться военная полиция: вернувшись в казарму, Алексей забрал автомат. Видел ли это дневальный или нет, не уточняется, но следить за тем, что дальше делает военнослужащий со своим личным оружием, за которое несет ответственность, в обязанности дневального не входит. То, что Логвиненко пошел в свою комнату, по словам военных, никого не удивило – на дворе зима, одежду и дополнительную амуницию солдаты обычно оставляют в комнате, а потому логично, что перед возвращением на занятия Алексей забежал одеться и собраться.

С этого момента и до того времени, когда солдата нашел дневальный, прошел, как минимум, час. Почему Алексея не хватились? Военные объясняют, что перед дневальным крутилось несколько десятков солдат, и он мог просто не заметить отсутствия одного из них. Инструктор же не волновался, потому что отпустил солдата к врачу и поди знай, сколько это займет времени. Одним словом, пока тело не обнаружили случайно, вооруженного солдата целенаправленно никто не искал. Видеозаписи того, как Алексей входит в свою комнату, нет – этот этаж в отличие от других камерой не оборудован.

И еще один важный вопрос, мучающий многих с самого начала: неужели никто в казарме, а народу там было очень много, не услышал звука выстрела в закрытом помещении? Военные уверяют, что такое возможно. Один из командиров рассказал, что в те времена, когда он проходил срочную службу, был случай, когда два солдата, стоявшие в 20 метрах от помещения, где застрелился их друг, не услышали целой автоматной очереди.

Выстрел мог прозвучать глухо, потому что Алексей выстрелил себе в рот, а если в момент нажатия на курок он держался рукой за пламегаситель, то звук выстрела мог трансформироваться до неузнаваемости.

Чему научит трагедия

Командир Первой пехотной бригады подполковник Урмас Нигул признался, что очень переживает из-за случившегося. Он был в комнате, где все произошло, буквально через пять минут после обнаружения тела Алексея. Говорит, что это было ужасно. Почему профессиональный военный, побывавший в Афганистане и видевший и не такое, с трудом сдерживает эмоции? «На войне было понятно, как и почему погибают или получают ранения солдаты. Но здесь все по-другому», – ответил командир.

Пригласившие журналистов в воинскую часть представители Сил обороны согласились, что и до, и после этой трагедии военные допустили ряд ошибок. Те, что касаются нарушений в действиях самих военных, должна выявить военная полиция, которая, кстати, подчиняется не Министерству обороны, а МВД, то есть находится вне системы. Виновные понесут наказание. Со своей же стороны командование обещает более адекватно общаться с родственниками солдат и с прессой, в том числе русскоязычной, с которой, по их мнению, прежде контакт был недостаточным.

Мы же подождем решения, которое примет семья Алексея Логвиненко: захотят ли родители поделиться с общественностью еще какой-то информацией. В любом случае наши двери для них всегда открыты.