Политическая НЕволя

О языке и конкурентоспособности

Подобно большинству моих однокашников, закончивших школу в советское время, эстонского после школы я не знала вовсе. Однако, вопреки надеждам господ Лукаса, Аавиксоо, Кюттиса и прочих, из Эстонии мы до сих пор не уехали. Более того – абсолютное большинство из нас не обременяет государство необходимостью выплаты прожиточного пособия. Имея в активе качественное образование, полученное на родном языке, по части конкурентоспособности на рынке труда, мы, как минимум, не уступаем тем представителям коренной национальности, которые не способны удержаться на плаву без того, чтобы не писать доносов в Языковую инспекцию.

Как показывает практика, эстонский (равно как и любой другой) язык можно выучить и после школы, а вот наверстать упущенные в результате так называемого «обучения» на госъязыке по физике, географии или истории практически невозможно. И для того, чтобы это понять, не нужно быть министром или канцлером – достаточно просто дружить с головой.

Что касается так называемых требований рынка труда применительно к языку, по большей части они продиктованы не объективной необходимостью, а политической волей государства. Недаром в частном секторе - там, где во главу угла ставятся профессиональные качества, а не языковая категория - неэстонцу сделать карьеру в разы проще, чем на государственной службе.

Потому всякий раз, когда я слышу от членов кабинета министров мантры по поводу повышения конкурентоспособности, я поражаюсь масштабам вранья. Ведь установление языковых требований к представителям разных профессий – прерогатива правительства, и соответствующие постановления обновляются с завидным постоянством, причем каждый раз – в сторону ужесточения. В результате вступления в силу последнего (летом прошлого года) водитель трамвая у нас в стране должен уметь писать эссе на эстонском, а воспитатель детского сада (не преподающий на эстонском!) – владеть языком лучше университетского преподавателя (В2 и В1 соответственно).

Я уж не говорю о том, что в 2008 году правительство тихой сапой изменило языковые требования для ходатайствующих о гражданстве, повысив их аж на две ступени (с А2 на В2). Не уверена, кстати, что об этом знают наши социологи, время от времени анализирующие на страницах газет причины снижения темпов натурализации.

О языке и высшем образовании

Вторая из заявленных авторами реформы целей перевода гимназий на эстонский – предоставление выпускникам (как бы) русских гимназий равных с эстонцами шансов при обучении в вузах.

Даже если оставить в стороне тот факт, что ликвидация высшего образования на русском языке – заслуга того же государства, приходится признать, что есть у нас в стране русские школы, которые по части поступления своих выпускников в вузы дадут иным эстонским сто очков вперед. Тот же Линнамяэский русский лицей, 98 из 100 выпускников которого продолжают обучение в вузах – как в Эстонии, так и за границей. Причем заграница – вовсе не обязательно Россия. Участся линнамяэсцы и в Германии, и в Англии, и далее по списку.

Чего еще предполагается добиться реформой русской школы? «Повысить качество обучения» - говорит одна из идеологов перехода, завотделом общего образования минобра Ирене Кяосаар. Но вот не знаю, есть ли куда повышать качество обучения тому же Гаранже (директор Линнамяэскогго лицея), учащиеся которого мало того что сдают вместо обязательных трех (как в русских школах с эстонским языком обучения) по шесть-семь выпускных экзаменов, так еще и сдают лучше остальных. О чем недвусмысленно свидетельствует статистика экзаменационно-квалификационного центра. Кстати, и знания по эстонскому у них значительно выше, чем в половине столичных школ, которые как бы на него переходят.

Все вышеперечисленное на практике подтверждает, что добиться целей, которыми правительство объясняет необходимость перехода, можно и другими способами. Не ломая существующую структуру, не выкручивая никому рук и уважая выбор родителей, которые за свои налоги хотят учить детей на русском языке. А не на той «смеси эстонского с нижегородским», без которой сегодня девять из десяти школ просто не могут осуществить переход.

Впрочем, здравомыслящие люди понимают, что на самом деле речь идет о попытке ассимиляции, а уж как ее теоретически обосновывают – дело десятое. И слова о том, что основную школу на русском языке не ликвидирует, давно никого не убеждают – ежу ясно, что для того, чтобы в гимназии учиться на эстонском, от русскоязычной основной школы придется отказаться. Если не сегодня, то завтра.

Чтобы этого не произошло, Таллинн оспорил в суде решение правительства по поводу отказа в выборе русского языка обучения для 10 столичных гимназий. Помимо прочего, в жалобе указывается на целый ряд международных конвенций, которые правительство грубо нарушает. Но главное даже не это.

Кому принадлежит власть

Главное - что по ходу «рассмотрения» ходатайства столичного горсобрания правительство в одностороннем порядке подменило вопрос выбора языка обучения вопросом готовности к переходу. И попросту отказалось выслушать аргументы противоположной стороны.

Между тем, говорится в жалобе, городские власти действуют на основании мандата, выданного избирателями, и такое отношение к ходатайству – прямое нарушение не только принципов демократии, но и закона об административном производстве.

Параллельно в городе создается муниципальный русский лицей, обучение в котором, разумеется, будет вестись на русском языке и, разумеется, останется бесплатным.

Впрочем, обо всем этом лучше моего расскажет вице-мэр Михаил Кылварт. Я же хочу в завершение обратить внимание читателей на один очень важный момент – со времени восстановления независимости это первый раз, когда требования русскоязычной общины сформулированы и представлены на уровне крупнейшего самоуправления страны. Когда, защищая свои права, мы опираемся на поддержку власти и располагаем административным ресурсом.

Я не знаю, чем кончится эта тяжба. Но чем бы она ни кончилась, мы должны извлечь из случившегося урок - власть в Эстонии принадлежит народу. Не эстонскому народу, а народу Эстонии. И если мы не хотим - не можем - не рискуем на этом настаивать, тогда да, надо уезжать. И пусть остается один Кюттис.