Ложка дегтя в пачке меда

Через неделю, 23 февраля, Родиона – так зовут 16-летнего подростка, героя этой истории, – отчислили из училища по решению педсовета, рассмотревшего заявления мамы пострадавшего Бориса (имя изменено) и родителей еще двух шестиклассников, у которых тоже были претензии к Родиону. Мама Родиона обратилась на портал «Дельфи», и 9 марта там появилась статья Маргариты Корнышевой «В Таллиннском балетном училище процветает дедовщина: один первокурсник отчислен». (В училище берут школьников, которые перешли в пятый класс, первый этап обучения – классы с пятого по девятый, второй – еще четыре курса; первый курс соответствует десятому классу обычной школы.)

Из заметки следовало, что в училище царят звериные нравы, причем «неуставные» отношения в среде будущих танцоров балета – это многолетняя традиция. Цитировались слова Родиона: «Когда-то нам тоже запрещали входить на половину старших в раздевалке и слушать их разговоры. Зашел - будешь отжиматься раз сорок, могли затолкать в шкафчик, не разрешали мыться. Или, если мы „не понимали слов”, заставляли „укреплять пресс” - чтобы мы били друг друга в живот. Иногда и сами старшеклассники - били так били. Так мы жили с пятого по восьмой классы. Бывало, плакали. Но молчали. Став „дедами”, тоже стали делать так. Правда, больше десяти раз малые у нас не отжимались».

От такого описания, согласитесь, кровь стынет в жилах. А тут еще директор училища Энн Суве практически отказался от комментариев (не смогли с ним связаться и мы). Дело ясное, что дело темное...

Дедовщины в училище нет!

В день появления заметки в редакцию «ДД» обратился Дмитрий Куракин, окончивший Таллиннское балетное училище в 2010 году, то есть (по тексту заметки) бывший «дедом» в то время, когда Родион был «салагой». «Дедовщины в училище нет, – заявил Дмитрий. – Родион утверждает, что мы запрещали ему заходить в гардероб и мыться. Такого быть не может! Расписания тех, кто проходит первый и второй этап обучения, не совпадают, и мы попросту почти не пересекались в раздевалке с младшими мальчиками. Конечно, никто не издевался над младшими, не заставлял их забираться в шкафы и так далее. И как можно кому-то запретить мыться? У нас были дела поважнее – старшеклассники хотят попасть в труппу театра „Эстония“, не тратят время попусту и не рискуют своим будущим...»

Дмитрия возмутило то, что его приравняли к «дедам». «Когда я учился в училище, бывало, что младшие хамили старшим, – говорит он. – Мы ставили их на место, объясняли, что они неправы, но без рукоприкладства. Родион утверждает, что мы запрещали младшим заходить на „свою территорию“. Да, старшеклассникам выделено место у окна – у них огромные сумки, они ставят их на подоконник. Иногда мы приходили с репетиций, а младшие копались в наших вещах, скидывали их на пол. Мы с ними ругались, но не более... Училище маленькое, все на виду. Дедовщина была бы заметна». Добавим, что Дмитрий и Родион неплохо знакомы, и неудивительно: в училище учатся около ста человек, из них парней – всего полтора десятка.

Дмитрий считает, что Родиона исключили не за проступок, а за неуспеваемость: «О том, что в школе есть дедовщина, Родион нагло врет, и мне эта ложь неприятна... Я считаю себя обязанным возразить Родиону публично. Училище – это одна большая семья, иногда ученики ходят в гости к учителям...»

Как все было на самом деле

Светлана, мама Родиона, позвонила в «ДД», когда прочитала заметку о заявлении Дмитрия на портале DzD.ee. Ее неприятно поразили слова о наглой лжи, но в ходе беседы с ней и Родионом выяснилось, что все сложнее. Если верить Родиону, на самом деле все было не так, как описано на «Дельфи».

Слово Родиону: «У них получилось, что я его хотел избить и ударил. Все было не так. После классики (занятия классическим танцем – прим. ред.) мы, первокурсники, пришли в раздевалку. Я смотрю – шестиклассник сидит в моем ноутбуке. Ну, неприятно. Я говорю: иди отсюда. Он говорит: я хочу здесь быть, пусть и не за лэптопом. Я говорю: мы будем переодеваться, иди на свою половину, потом можешь прийти. Он такой: нет! „Огрызки” пошли. Он: я не уйду, не уйду... Тут пришел Борис. Говорит: чего ты? Я говорю: объясни ему. Он его шутя ударил в живот. Ударил неправильно. Я говорю: сюда не бьют. Показал, куда надо. Не в смысле, чтобы ударить, а чтобы проверить пресс, чтобы не стало потом плохо. Больше после этого ничего не было...»

Из путаных объяснений Родиона следует, что, как и многие подростки в этом возрасте, первокурсники училища на переменах усиленно отжимаются и качают пресс. И «пробивают» его друг другу несильными ударами по мышцам живота (в школе, где учился автор статьи, делали то же самое). «Мы говорим младшим: если будете просто смотреть на то, как мы тренируемся, – уходите, а хотите – занимайтесь с нами, – говорит Родион. – Они, такие: давайте, мы тоже будем отжиматься. Мы по 50-70 раз отжимаемся, младшие – меньше. А потом пробиваем пресс на выдохе. Ударяем кулаком в мышцы живота, чтобы доказать, что мышцы крепкие. Одноклассник ударил Бориса неправильно, в солнечное сплетение, и я показал, что ударять надо ниже, в живот, иначе будет плохо».

Родион извинился перед мамой мальчика: «Да, я был неправ, не надо было вообще показывать, как прокачивать пресс». По словам Родиона, они с Борисом если не друзья, то, во всяком случае, приятели, и после школы часто проделывают часть пути до дома вместе. Более того, в тот четверг, когда произошел инцидент, Родион и Борис после школы тоже, как ни в чем не бывало, шли вместе по Старому городу. В выходные Борис простудился, стал кашлять, у него заболел живот, и мама Бориса обнаружила у сына на животе синяк. Спросила, откуда он. В начале следующей недели она положила на стол директора училища заявление о том, что не хочет, чтобы ее сын учился с Родионом.

Светлана: «Я бы на ее месте тоже возмутилась!» Родион: «Когда меня в первом-втором классе легонько ударяли, мама тоже думала, что меня прямо избивали, и ругалась, и мне было неприятно. Хотя все это было не так серьезно. Любая мама так отреагировала бы». По словам Светланы, мама Бориса от комментариев отказывается, нам с ней связаться тоже не удалось.

В училище с Родиона взяли расписку в том, что подобное не повторится. Однако никто так и не попросил его объяснить, что, собственно, произошло. Он никому и не объяснил.

Старшие и младшие

Что касается «дедовщины», Родион утверждает, что журналистка «Дельфи» местами совсем его не поняла. «Когда мы были младшими, мы боялись заходить на территорию старших. Просто боялись, не из-за угроз. Да, один раз меня хотели в шкафчик запихать. Я упирался, конечно. Но это было не издевательство – больше как игра... Я сказал, что у меня урок, и меня сразу отпустили. Они могли вытолкнуть нас со своей половины раздевалки. Один раз был „учительский день”, когда старшеклассники проводили уроки, и они нам сказали, чтобы мы отжимались до упора, у меня потом все болело. Пришел их одноклассник и сказал: что вы творите? В чужих вещах, как говорит Дима Куракин, я никогда не копался. Мыться мы сами не ходили – боялись, что потом старшие скажут, что мы брали их гель для душа или полотенце. Не потому, что нам так сказали, – мы сами так решили. Издевательств не было, никто никого в живот не бил... Один раз они сказали, чтобы мы их называли полковниками и генералами. Я сказал: не буду. Они сказали: не будешь, побьем. Но ничего не было. Когда они проходили мимо, надо было встать и сказать „здрасьте”. Но для нас это было как игра, они же старшие, их надо уважать...»

Точно так же повзрослевшего Родиона называли в училище «дядя Родя». «Мы не заставляем младших называть нас „дядями”, это тоже как игра», – говорит он. «Видите? – вступает Светлана. – Родион повторяет то, что видел раньше... Я спросила директора: неужели до 23 февраля никто не знал, что Родион якобы бьет младших в живот? Директор сказал: родители написали заявление, будет педсовет... Да, Родион – не тихий ребенок. Он часто вытворял всякое. Не плохое, нет. То гитару притащил – вся школа играла на гитаре. То притаранил из дома строительный инструмент, они с друзьями ходили по классам, „делали ремонт”, ему за это записали благодарность в дневник. То придумал пить в школе чай, они выдолбили в раздевалке проводку, принесли чайник, кружки...» (Родион: «Мы всё изолировали как надо!») «В итоге учителя считают, что Родион – трудный ребенок. Между тем школа – очень хорошая, там прекрасные педагоги: Михеев, Харченко – Родион их очень любит. Первый учитель Родиона, Тамара Андреевна Кырревески, ему такой фундамент дала!»

Мнение Куракина о том, что подростка отчислили за неуспеваемость, сам Родион считает неверным: «Это правда, у меня много задолженностей по учебе, но мне дали срок до первого апреля, чтобы я все исправил. Срок дали за неделю до отчисления, так что я просто не успел. Мы учимся на эстонском, а я не так хорошо знаю язык. Контрольные на эстонском, учебники на эстонском, вот поэтому...» Светлана: «Мы наняли очень сильных репетиторов. Я уверена, что он все исправил бы».

Тонкая грань

Получается, что все не так страшно: по меньшей мере, систематической дедовщины в армейском смысле слова в балетном училище нет, а есть знакомые каждому школьнику игры подростков в грозных старших и задиристых младших, которые и подражают старшим, и хотят доказать им, что они не хуже. Грань тут очень тонкая, и все дети знают, что достаточно одного удара посильнее, чтобы игра перестала быть игрой. («У Родиона рост – метр девяносто, он накаченный и занимается боевыми искусствами. Если бы он захотел кого-то ударить, вы представляете, что бы было?» – говорит Светлана.)

Статья на портале «Дельфи» оставляет другое впечатление. «Это я виновата. Мне сказали, что это дедовщина, ну я и повторила, – объясняет Светлана. – Мы разговаривали с журналисткой минут пять, я кричала, что моего сына отчислили... Я была в шоке. Родион живет балетом, любит классику, мечтает танцевать в классическом балете. И вдруг его исключают, а мне говорят, что я плохая мать. Для меня это был удар. Я тут же обратилась в „Дельфи”... Если бы текст прислали на сверку, я бы его подправила, но никто мне его не прислал. А еще я просила журналистку поменять имена. Она этого не сделала».

«Журналистка неправильно поняла, о чем я рассказал, и впихнула это в статью, – говорит Родион. – Она не спрашивала подробности, как вы. Задаст вопрос: вы его ударили? Я говорю: ну да... И все. Написала, что мы, когда были маленькими, „бывало, плакали”. Я ни разу не плакал. Был один случай, когда мальчик плакал, но он из-за всего плакал, даже когда двойки получал... Все, что я журналистке рассказал, она перемешала».

«У меня есть диктофон, это мой рабочий инструмент, и все, о чем я написала, зафиксировано на нем, – комментирует журналист «Дельфи» Маргарита Корнышева. – Прислать текст на сверку меня никто не просил. Когда просят, я всегда выполняю такую просьбу, как и положено по доброй журналистской традиции. Фамилий в тексте нет, как и было оговорено».

Светлана сожалеет о том, что в результате Таллиннское балетное училище оказалось в центре скандала: «Школа, повторю, прекрасная. Я бы очень хотела, чтобы Родион смог продолжить обучение».