Роман Карцев: Приснился мне Чаплин...

Среди гостей – сатирик Михаил Жванецкий, актриса Ирина Апексимова, знаток и кулинар Борис Бурда, журналист и писатель Марианна Гончарова, вице-президент Всемирного клуба одесситов Валерий Хаит, а также Роман Карцев – артист эстрады, театра и кино, половина дуэта «Карцев и Ильченко», исполнитель знаменитой миниатюры про раков, актер, сыгравший Швондера в «Собачьем сердце», и прочая, и прочая. О том, как Карцев живет сегодня, он рассказал в интервью «ДД».

Самая поющая страна в мире

– Вы едете в Эстонию на Дни Одессы – но сами уже много лет живете в Москве. Кем вы себя больше ощущаете – одесситом или москвичом?

– Конечно, одесситом! Это ведь навсегда. Где бы я ни жил, я все равно одессит. Одесситы даже в Австралии называют себя одесситами. А москвичом – нет, не ощущаю. Какая-то привязанность к городу есть, я здесь уже тридцать лет, работаю, хожу в театры, и, честно сказать, творческая жизнь в Москве интереснее... Ну так многие одесситы жили в Москве – и Олеша, и Ильф с Петровым, и Катаев. Утесов, опять же.

– А самоощущение одессита – это что?

– Одесситы – это такая общность людей... Даже не национальность – именно что общность. Это очень трудно объяснить. Принадлежность к этому городу, этому морю, этому воздуху. Вот так, наверное.

– Валерий Хаит представит в Таллинне серию книг «Новый одесский юмор», где вышла и ваша книга. Что это за проект? И почему вы сказали организатору мероприятия Меэлису Кубитсу, что сами слова «новый одесский юмор» – это уже большая шутка?

– Да, это шутка, потому что, мне кажется, нового одесского юмора не бывает – он всегда один. Он видоизменялся, конечно. Недавно шел сериал про Мишку Япончика – это юмор 20-х годов, такой был тогда разговор, такой диалект. А, скажем, «Ликвидация» – это послевоенный юмор одесский. Но менялся он не очень сильно. Сейчас он существует в основном на Брайтоне. Там очень много одесситов, и даже киевляне и москвичи говорят с одесским акцентом.

– Но и в самой Одессе он ведь есть тоже?

– Конечно, есть. Но уже гораздо меньше, чем был... Если о моей книге – она называется «Приснился мне Чаплин». Первое издание называлось «Родился я в Одессе», но Валерий Хаит решил ее переименовать. Чаплин в самом деле мне приснился, и я написал рассказ о том, как вожу его по Одессе – и Чаплина никто не узнает. Это грустная смешная лирическая вещь...

– Вы на сцене уже полвека. Как по вашему ощущению, предпочтения публики за последние годы изменились? Появились же Comedy Club, Новые Русские Бабки...

– Публика требует сейчас вот такой юмор. Я даже не хочу произносить, какой... Да, эти люди сейчас банкуют. Но я еще работаю, и Миша Жванецкий работает, и еще несколько человек. Ничего, пока еще осталась наша публика. И в Таллинне тоже – я у вас бывал и видел, что не только русские, но и эстонцы приходят. Увы, жизнь меняется... Колбаса появилась, а юмор все хуже и хуже.

– А это взаимосвязанные вещи – колбаса и юмор?

– (Смеется.) Я думаю, что нет. Сейчас много есть тем, о которых можно говорить, но, к сожалению, по телевидению ничего острого не услышишь. Только на концертах. А на телевидении – сильная цензура. Там сплошные песни. Раньше наша страна была самая читающая, а теперь – самая поющая. Поют с утра до вечера. Такая политика у государства. Лучше петь, чем говорить. Ну и – шутки о сексе. Когда-то одна женщина на телемосте сказала, что в Советском Союзе нет секса. А сейчас его столько, что может позавидовать любая страна. Особенно в юморе. Беспрерывный секс, все передачи – «Камеди-клаб», «Камеди-вумэн», «Дурдом-два», – сплошной секс. Все шутки – ниже пояса, про геев и так далее. Секс и анекдоты...

Привыкнуть можно и к фашизму

– Как вы думаете, почему сейчас нет ничего похожего на ваш дуэт с Виктором Ильченко, на театр Аркадия Райкина?

– И не будет. У нас с Витей был уникальный дуэт – вместе с автором, Михаилом Жванецким, ведь автор определяет лицо любого артиста. А как сейчас может появиться новый Шаляпин или Смоктуновский? Мы были на этом уровне в нашем жанре. Я сколько говорил молодым: берите Жванецкого, берите его старые вещи, эти миниатюры никто не знает... Не берут. Им сейчас главное, чтобы хохотали после каждой фразы. После каждой! А Райкин говорил, что смех должен появляться не в процессе, а в результате...

– Прежняя эпоха ушла безвозвратно?

– Абсолютно. Мои внуки уже не знают ни Чаплина, ни Райкина. Они и меня почти не смотрят. Их интересует совсем другое. В основном, конечно, Интернет. Их юмор – такой, каким их пичкают. Привыкнуть можно ко всему. Даже к фашизму, как немцы привыкли в свое время. Ведь неглупая была нация. Сила привычки, сила вранья, обещаний...

– Но пока есть вы, пока есть Жванецкий...

– Все уходят. Все уходят... Ну да, я работаю – два раза в месяц или два раза в два месяца, как получится. Есть корпоративы, на которые нас приглашают, потому что публика хочет нормального юмора. А остальное... У нас на московском телевидении сейчас тридцать юмористических программ. Тридцать! И все о сексе.

– Олигархи вас зовут к себе выступать?

– Умные – зовут. Я соглашаюсь, а что делать? В Москве есть два-три клуба, где я часто выступаю. Там очень хорошая публика, люди приходят как бы в ресторан, но ничего почти не едят, а только слушают. Скоро поеду в Екатеринбург, там одному человеку исполняется 70 лет, он просит, чтобы я приехал, побыл с ним, рассказал о чем-то... Это люди, которые меня знают. Как ни странно, пока за счет этого живем. И иногда 100-200 человек – это куда лучше, чем полный огромный зал.

– Вы ощущаете то, что называют «энергетикой зала», обратную связь, которая не видна, но вроде бы есть?

– Конечно. Это самое главное. Я уже много лет разговариваю с публикой, рассказываю что-то из моей жизни. Им очень интересно, они внимательно слушают. Потом перехожу на тексты, читаю Жванецкого, исполняю что-то свое. Я понял, что нужно разговаривать со зрителем. Райкин никогда этого не делал. Он играл спектакли, как в театре. Я думаю, что и театр должен разговаривать с публикой – кроме пьесы должна быть еще импровизация. Я сейчас редко хожу в театры. Они там упражняются – кто разденется, кто на роликовых коньках выйдет на сцену. Но кое-что есть – у Кости Райкина, у Захарова. Есть. Но мало.

– Вы никогда не ходите на выборы. Почему?

– Я им никому не верю. И никогда не верил. Я еще застал время, когда был Сталин и нас всех водили строем. А потом... Никому не верю из наших руководителей. Что ж я буду за них голосовать? И вообще я политикой не занимаюсь – это бесполезное дело. Мы никогда не боролись с советской властью. Она сама развалилась...

Хармса – детям!

– Но советская власть считала, что вы с ней боретесь.

– Это так. Нам запрещали почти все спектакли. Мы играли их на свой страх и риск. Запрещали в Москве – мы играли в Новосибирске. Запрещали в Новосибирске – играли в Ташкенте. Большая страна, никто не может за всем уследить... Они и сейчас не знают, кто где ворует. Воруют черт-те где, они туда приезжают – а те уже уехали. Такая страна, тут каждый делает что хочет. Конечно, за стационарными театрами можно спокойно проследить, но мы-то разъезжали всегда. Они приходили, запрещали и уходили, а мы играли этот спектакль на следующий день. Так и жили. И публика на нас хорошо ходила. Даже если мы выступали на стадионах или во дворцах спорта, никто не знал, разрешают нам там играть или нет. Бардак был. И есть.

– Вы по-прежнему работаете с Михаилом Жванецким?

– Нет, новые его вещи я не исполняю. Половина моих концертов – его классика, половина – мои вещи, которые хорошо принимают. Жванецкого я играю пятьдесят лет, это знают все, а что я сам пишу – не все. На сборном концерте в Таллинне, наверное, тоже буду читать свое, может быть, что-нибудь Мишино сыграю. Когда я участвую в сборных концертах в Москве или в Киеве, мне нужно подстраиваться под других, исполнять шлягеры. Это очень противно, но приходится иногда.

– Вы довольны теми ролями, которые сыграли в кино? И какие роли оставили у вас лучшие воспоминания?

– Я снялся в пятнадцати картинах и лучшей своей ролью считаю Лазаря Боярского в фильме «Биндюжник и король» Владимира Аленикова по Бабелю. Тот же Алеников поставил фильм «Улыбка Бога, или Чисто одесская история», там тоже неплохая роль у меня. Еще, конечно, Швондер в «Собачьем сердце». Роли у Рязанова в «Небесах обетованных» и «Предсказании». Но я же не киношник, это для меня хобби...

– Вы как-то говорили, что нужно преподавать юмор в школе, читать детям стихи Хармса...

– Да. Но никто меня не слушает... Юмор нужно прививать детям с первого класса – пусть играют сценки, какие-то этюды. Юмор освобождает человека. Дети сейчас играют в КВН, а из КВН вышибли все хорошее, что там было. КВН сегодня – это шутки о том, как хорошо в стране российской жить. Мне это неинтересно. КВН тоже существует полвека, вначале он был очень интересный, острый, были сильные команды – Одесса, Баку, Москва, Киев... А сейчас там – одни шутники. Если одну-две шутки за вечер скажут... Я знаю, что им не дают шутить нормально. Их записывают, потом вырезают все острое. У нас на телевидении все идет в записи, кроме футбола. Приходишь к ним, они говорят: выступайте, читайте все что угодно, – а потом в эфире себя не узнаешь. «Прожекторперисхилтон» – хорошая была передача, они говорили о политике, а сейчас послушайте, что они говорят? Ваня Ургант делает свою передачу – тоже пока так себе. Может, потом что-то и выйдет... Да нет. Уже все. Даже Познер, который тоже острый был в свое время, успокоился. Или его успокоили, не знаю. У нас в России обещают скоро открыть общественное телевидение. Большие сомнительные надежды на него!..

Справка «ДД»:

Роман Андреевич Карцев родился 20 мая 1939 года в Одессе. После школы, работая на швейной фабрике «Авангард», начал выступать в драмкружке Дома культуры моряков. В 1960 году в самодеятельном театре при Институте инженеров морского флота познакомился с Виктором Ильченко и Михаилом Жванецким.

В 1961 году переехал в Ленинград и был принят в Театр миниатюр Аркадия Райкина. В 1969 году вместе с Ильченко и Жванецким вернулся в Одессу. В 1970 году Карцев, Ильченко и Жванецкий стали лауреатами Всесоюзного конкурса артистов эстрады. На протяжении многих лет выступал в дуэте с Виктором Ильченко. В 1979 году Карцев и Ильченко начали работать в Московском театре миниатюр.

После смерти Виктора Ильченко (1992) Роман Карцев выступает с моноспектаклями, читает произведения Жванецкого, Чехова, Хармса, Зощенко, других авторов. С 1975 года снимается в кино. Заслуженный артист РСФСР (1990), народный артист России (1999).