Споры экономистов меж собою не должны никого ни в чем убеждать

Огромное спасибо коллеге Валерии Михайловой за прекрасный образ эфиопской козы в мнении «Говорит и показывает инопланетный гость». Валерия задается вопросом: «Можно ли написать научный труд об эфиопской козе, не выходя из собственной квартиры и не будучи досконально осведомленным, как она выглядит вживую?» Дык! Еще как можно. Рискну сказать, что именно пристальным изучением эфиопской козы и занимаются все экономисты планеты Земля.

Люди как козы

Экономика – дисциплина парадоксальная. С одной стороны, это наука о человеческом обществе. Сколько бы экономисты ни твердили о деньгах, процентах, мультипликаторах, циклах, индексах и прочих вроде бы отвлеченных материях, на деле вся экономика сводится к тому, как ведут себя люди.

С другой стороны, это наука, которая в идеале не имеет права быть приблизительной. Когда власти сталкиваются с проблемой, им надо знать, как ее решать. Если ЕС хочет подстегнуть бизнес, на сколько процентов Центробанк должен понизить учетную ставку? Если мы столкнулись с кризисом, в какой мере следует сократить госрасходы? И нужно ли вообще затягивать пояса? Может быть, наоборот, надо увеличить расходы государства, чтобы вырос спрос и экономика худо-бедно, но заработала? Тут нехорошо делать что-то на глаз и уж совсем недопустимо действовать по интуиции – цена ошибок слишком высока.

Беда в том, что наука, имеющая дело с социумом, обречена на приблизительность. Ни один ученый не в состоянии залезть потребителю или бизнесмену в голову и предсказать, какие шаги те предпримут, услышав новость о том, что евро падает. И уж точно никто не может предсказать поведение миллионов.

По сути, изучение законов экономики – это изучение той самой эфиопской козы: сидишь себе в уютной квартире, читаешь книги, получаешь данные о том, какая температура была у козы год назад и сколько километров она проскакала этим летом, придумываешь под это дело теорию – и телеграфируешь в Эфиопию, озабоченную тем, что коза зачахла: «Пользуйте животное касторкой! Не давайте ему есть! Ампутируйте треть хвоста – в ней вся причина болезни!»

В этом смысле экономика – наука, развитая достаточно скверно. Так, ученые до сих пор, спустя 200 лет после труда Адама Смита, не договорятся даже о том, как принципиально устроена эфиопская коза и по каким законам она «работает». Иногда экономисты вроде как достигают консенсуса, но лет на десять-двадцать, не более. Замечательный пример тому – кривая Филлипса.

Теории наносят ответный удар

Так называется график, предложенный Олбаном Филлипсом, занимавшимся в середине ХХ века проблемой соотношения двух базовых экономических показателей – безработицы и инфляции. Обобщив статистику по Англии за 1862-1957 годы, Филлипс пришел к выводу, что рост цен и рост безработицы исключают друг друга. Когда безработица падает, цены растут. Когда люди теряют рабочие места, цены падают. Кривая Филлипса хорошо вписывалась в теорию Джона Мейнарда Кейнса, или кейнсианство (его придерживается и Пол Кругман, с которым поспорил наш президент). В то время кейнсианство было на коне, потому что именно благодаря ему президент Ф.Д. Рузвельт вывел США из Великой депрессии.

Данные, которые экономисты получали «с фронтов» в 60-е годы, укладывались в эту концепцию. Безработица падала, цены росли. Кейнсианская модель работала. Вплоть до начала 70-х. Потом случилось небывалое явление, окрещенное «стагфляцией»: инфляция и безработица вдруг выросли одновременно. Поначалу стагфляцию пытались объяснить смещением кривой Филлипса, затем решили, что выводы, которые сделал Филлипс, в корне неверны – по меньшей мере для 70-х. Пытаясь понять, что происходит, экономисты пришли к новому консенсусу: выбросили кейнсианство с парохода современности и вооружились неоклассической теорией.

По крайней мере, так эту историю подают в современных учебниках. На деле все сложнее: Пол Кругман цитирует учебники 1970-х, в которых нестандартное поведение инфляции и безработицы предсказывалось. «К сожалению, – замечает нобелевский лауреат, – два поколения экономистов эти учебники в глаза не видели». В мире найдется, однако, не одна сотня профессоров экономики, которые ринутся опровергать Кругмана – и скажут, более того, что Кейнс никогда не был прав, а Америка одолела Депрессию совсем не потому, что Рузвельт проводил в жизнь кейнсианскую политику.

Это война. Самая настоящая, пусть и бескровная. Кто-то тут, очевидно, прав, но понять, кто именно, можно лишь по тому, насколько эффективно та или иная школа проявляет себя в реальности. Господствующий ныне неоклассический взгляд явно терпит фиаско – иначе мир не пришел бы к кризису. Насколько правы кейнсианцы – тоже вопрос, хотя, напомню, с Депрессией они в свое время справились. Теорий, моделей и точек зрения – много. Чем плохо мнение Кругмана – тем, что он не согласен с большинством? А чем мнение Ильвеса? Он не экономист? Так нашлись экономисты, которые с радостью президенту поддакнули. И экономисты, которые тотчас принялись его опровергать...

А экономическая наука все движется и движется вперед. Жаль только, что, если верить вестям из Эфиопии, тамошние козы ведут себя все более непредсказуемо. Полноте – да и козы ли это?