Прекрасные движения «Королевского жирафа»

Copy
Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
Японская сценка стала одним из эпизодов спектакля «Анатомия души».
Японская сценка стала одним из эпизодов спектакля «Анатомия души». Фото: Сергей Трофимов

Нарвский театр «Королевский жираф» под руководством Станислава Варкки реализует себя на стыке арт-андеграунда и официального искусства. Станислав и его артисты – настоящие мастера своего дела. Каждый спектакль «Королевского жирафа» становится событием.

Сам Станислав считает себя клоуном, а еще – немножко поэтом и немножко философом. Оценить таланты «Королевского жирафа» зрители могли, например, на таллиннском концерте Нино Катамадзе в ноябре прошлого года, а также на премьере спектакля «Анатомия души», состоявшейся 23 марта в Малом зале Русского театра. «Королевский жираф» дает представления часто, но нерегулярно, а почему так вышло и чем еще этот театр отличается от прочих – Станислав рассказывает «ДД».

– Мы с Ларисой, моей супругой, начинали в 80-е с брейк-данса. Работали в популярной студии пантомимы «Terra Mobile», потом отпочковались и создали театр «Перекати-поле». Исколесили всю Европу. У «Перекати-поля» не было ни своей площадки, ни дома, мы жили на чемоданах и безумно серьезно относились к своему творчеству, тренингу уделяли минимум 6-8 часов в день. Когда стало ясно, что мы отдалились от людей, решено было создать новый театр, проникнутый духом легкого авантюризма. Название мы взяли из повести Марка Твена. Мы осознаем, что обманываем публику. Когда я на сцене умираю, на самом деле я жив. Наша с Ларисой любовь на сцене – это чистый фарс, не имеющий никакого отношения к нашей любви в жизни. Театр – это игра. Но надо помнить, что за эту игру раньше больно били. Со скоморохов на Руси сдирали кожу, их травили медведями, такая забава была – поймать артиста и затравить его... Кое-где артистов сжигали. Нашего брата хоронили за оградой кладбища, и мы понимаем, почему: церковь предлагает человеку один путь, мы – другой, ничем не хуже. Всегда мы конкурировали с этой фирмой...

– Для вас театр – это путь к Богу?

– Для нас театр – это путь. К Богу, к душе, к дао, к предназначению... Театр – дорога, которая нас выбрала.

Мафия в хорошем смысле слова

– Когда вы создавали театр «Королевский жираф», наверняка у вас была некая цель...

– У меня было четкое ощущение, каким должен быть театр. Чтобы я мог в него прийти и сказать: ай, какой прекрасный театр, мне всё в нем нравится!.. Но такого не случилось, потому что я не могу одновременно сидеть в зале и играть. Все люди, которые работают в «Королевском жирафе», видят наш театр по-своему – и тем самым на него влияют. Мы – живой организм.

– Вы называете себя «театром движения». Что это значит?

– Наше сценическое искусство не требует слов. Театр движения говорит на языке жестов, использует динамику действия, вызывает смех или наводит ужас чем-то помимо вербальных средств коммуникации. Считается, что язык тела интуитивен, поэтому театры движения часто непонятны: люди на сцене двигаются, душой ты их понимаешь, но не до конца. А «Королевский жираф» нашел свой очень понятный язык, свой стиль, очень четкий, мы ни на кого не похожи. Словами выразить то, что мы показываем... нет, можно, конечно, но это будет очень долго и бессмысленно. И нам очень сильно повезло – мы учились у великих, великие на нас обращали внимание – кто больше, кто меньше.

– Вы сотрудничали со Славой Полуниным, Терри Гиллиамом, сыграли главную роль в фильме «Дом дураков» Андрея Кончаловского. Что дали вам эти люди?

– Они очень по-доброму меня восприняли. Каждый открыл мне какие-то маленькие секреты, чему-то научил, вселил в меня уверенность. Когда тебе 30 лет, ты уже большой мальчик, но не понимаешь еще, по той ли дороге идешь. А мудрый дядя тебе говорит: молодец, туда и иди, только вот на этом участке пути сильно руками не размахивай... Примерно так. И с Гиллиамом, и с Кончаловским меня познакомил Полунин. Слава – великий человек. Помню, я приехал в Санкт-Петербург, пошел на спектакль во Дворец молодежи. Огромный зал был весь забит, люди стояли в проходах, я залез куда-то, чтобы краем глаза взглянуть на сцену, увидел последние три минуты спектакля – и понял сразу, что это то, что мне нужно, и вся моя жизнь переменилась.

– Вам сложно находить единомышленников, людей, которые становятся однажды частью вашего театра?

– Мы всегда их ищем. Никогда не знаешь, откуда придет единомышленник и на какое время: на месяц, год, день... «Королевский жираф» – это мафия в хорошем смысле слова, семья, клан, в котором сложно остаться. Когда человек входит в наш театр, мы за него отвечаем – и требуем от него уважения к тем идеям, которые нас держат вместе. Мы пять лет вели свою школу, в ней было больше ста учеников, в итоге в труппе остался один. Скоро опять организуем школу, если найдем еще одного – это будет большая удача.

– У вас настолько жесткие требования?

– Я считаю, что талант есть у каждого человека. Вопрос в том, кто как раскрывается. Сколько я собирал группы, всегда получалось, что лучшие результаты показывают самые незаметные люди. Из тех, которые сначала стоят позади всех, кривые какие-то, молчат всё время. Смотришь и думаешь: этого человека нужно выгнать прямо сейчас! И оказывается, что именно этот человек работает над собой, делает рывок... В общем, со временем я зарекся судить о таланте.

Наедине с крепостями и Наровой

– У «Королевского жирафа» есть своя площадка?

– Есть репетиционная площадка в нарвской Ратуше, мы там устраиваем показы для ограниченного круга наших друзей. У театров вроде нашего есть специфика: мы можем по многу лет играть один и тот же спектакль. Слава Полунин играет свое «Снежное шоу» уже десять лет. У нас тоже был спектакль «Любовь», который мы работали десять лет, и он постоянно менялся. 23 марта мы представили в Русском театре второй спектакль – «Анатомия души», его мы начали придумывать лет восемь назад. Думаю, этот спектакль сильно изменит жизнь театра, мы поедем с ним по фестивалям и так далее. Играем мы где угодно. Чем более странное место нам предлагают, тем быстрее мы соглашаемся. На похоронах мы не играли пока. Почему бы не проводить достойно какого-нибудь хорошего человека? Может, мне по примеру некоторых на собственные похороны сценарий написать?.. (Смеется.)

– Вы живете и работаете в Нарве. Вас устраивает то, что «Королевский жираф» воспринимают как провинциальный театр из маленькой страны на краю Европы?

– Я сам родился в Нарве, потом уехал оттуда, много лет там не жил и даже представить не мог, что однажды вернусь. Но вернулся – из-за семьи. Мы долго были петербургским театром, а когда родилась дочь, жить в Питере стало тяжело. Как-то раз мы поехали в Нарву в гости к бабушке, супруга посмотрела на город – и влюбилась в него. Тихо, спокойно, древние крепости, река, легкий туманчик... Ты вроде в городе, а живешь, как в сказке. Мы и переехали. Я понимаю, что вышел из питерской и московской обойм, что раньше я был более востребован. С другой стороны, наедине с двумя крепостями и рекой я спокойно занимаюсь тем, чем должен и хочу заниматься. А насчет «маленькой страны» – последние лет шесть мы представляемся в Европе эстонским театром. Мало кто знает, где Эстония находится, но относятся к нашей стране с большим уважением. Мы еще говорим, что мы из восточной Эстонии, подразумевая, что это огромная страна, где есть и свой запад, и свой юг (смеется).

– О чем спектакль «Анатомия души»?

– Это рабочее название, и о чем спектакль – пока непонятно. В традиционном театре есть пьеса, артисты, костюмы, декорации, и всё это соединяется в спектакле. У нас по-другому. Мне Слава Полунин рассказал о странной такой теории: время течет как из прошлого в будущее, так и из будущего в прошлое, то есть будущее уже существует, а значит, твой спектакль где-то впереди, по оси времени он уже готов, и ты просто к нему приближаешься – этап за этапом. Для нас премьера – начало дороги, а не финальный продукт. Рождение ребенка, который неминуемо будет меняться и расти. Через год от нынешнего спектакля останется треть, а две трети поменяются кардинально.

– В июне обещают премьеру спектакля «BESAME MUCHO», совместного проекта Русского театра и Театральной Компании Адольфа Кяйса, и вы с Ларисой играете в этом спектакле «неожиданные роли»...

– Адольф хочет соединить в этом проекте несколько жанров. Мы с супругой примем участие в спектакле не только в качестве актеров театра движения, у нас есть и слова. А сам спектакль – про любовь. Очень интересный и противоречивый. Каким он получится – увидим.

Copy
Наверх