Николай Луганский: концерт – это всегда чудо

23 апреля в концертном зале «Эстония» Николай Луганский исполнит вместе с симфоническим оркестром Финского радио под управлением Сакари Орамо Четвертый концерт Сергея Васильевича Рахманинова. 

«Музыка – как поэзия;

она и страсть, и проблема»

(Сергей Рахманинов)

Островки света на фоне мрака

– Четвертый концерт Рахманинова не пользуется такой популярностью, как Второй, Третий или Рапсодия на тему Паганини. Его редко исполняют, хотя многие музыканты считают его чуть ли не лучшим у Рахманинова.

– Я очень люблю этот концерт – иначе бы его не играл. Но, на мой взгляд, определение «лучший» в музыке не существует. Каждый из пяти концертов Рахманинова – лучший и единственный. Четвертый концерт композитор начал писать в России, в 1914-1916 годах, и есть две его редакции, первая очень интересная, но она огромных размеров. Я играю вторую редакцию, сделанную уже в Европе и Америке. Причину непопулярности этого концерта я вижу в том, что здесь нет даже намека на счастливый конец. Это самое трагическое сочинение Рахманинова – даже более чем «Симфонические танцы». В музыке с исключительной силой выражены ощущения безнадежности, мрака, полного краха надежд и иллюзий молодости и даже зрелости. Возможно, для кого-то такая глубокая трагедийность является препятствием. Кроме того, этот концерт наиболее сложен в ансамблевом плане, он требует взаимопонимания и сопереживания дирижера, солиста и оркестра в большей мере, чем другие концерты.

– Недаром Рахманинов писал Метнеру, которому он посвятил произведение, что это «не концерт для фортепиано, а концерт для фортепиано и оркестра». Ранее вы записали его вместе с Бирмингемским симфоническим оркестром под управлением Сакари Орамо...

– Я с большим удовольствием вспоминаю совместную работу с Сакари Орамо – мы с ним записали две пластинки с концертами Рахманинова (эти записи удостоились престижных наград, в том числе «Echo Klassik». – Т.У.), несколько раз играли вместе, и мне всегда импонировало, что он никогда не выдвигал себя на первый план. Для Сакари важна именно музыка, ему безразлично, заметили его или нет. Он талантливейший дирижер и замечательный скрипач. Однажды на открытии сезона в Бирмингеме мне посчастливилось услышать, как он играет на скрипке – это было прекрасно. Когда у нас возникла идея сыграть с оркестром Финского радио концерт Рахманинова, речь шла о Третьем концерте, который я обожаю, но потом он предложил Четвертый, и я с удовольствием согласился. Здесь нет широких «мелодий-далей», здесь редки лирические откровения, характерные для Рахманинова. Они словно маленькие островки на фоне общего мрака и ужаса, но от этого кажутся еще более пронзительными и щемящими. Любопытно, что Бенедетти Микеланджели, великий пианист ХХ века, из всех концертов Рахманинова записал только Четвертый.

– Микеланджели – один из ваших любимых пианистов. А когда-то вы признались, что отношения пианиста с музыкой – это как история любви. Не секрет, что особое чувство вы испытываете к Рахманинову.

– Рахманинов – моя самая сильная любовь. Но не первая. Когда мне было 5-7 лет, самыми любимыми моими композиторами были Шопен и Бетховен. А любовь к Рахманинову пришла позже, и с каждым годом она становится сильнее и глубже. Любой композитор – это целый мир, вселенная, и, когда я играю Моцарта, Брамса или Шопена, я люблю каждого из них и пытаюсь сыграть то, что хотел услышать сам автор.

«Чтобы оценить хорошую музыку, надо быть духовно настороженным и эмоционально восприимчивым» (Сергей Рахманинов)

Исполнитель – сотворец или переводчик?

– Вы постоянно расширяете репертуар, но совсем не играете современных композиторов. Это принципиальная позиция?

– Ну, как говорил Кузьма Прутков, «нельзя объять необъятное». Есть столько музыки, которую я слышал раз-другой и очень полюбил, но до сих пор не сыграл... А что касается современной музыки, я не нашел в ней того, что бы меня увлекло, во что бы я влюбился. Возможно, я был недостаточно настойчив в поисках. То, что мне давали композиторы, было интересно, но не настолько, чтобы мне хотелось погрузиться в их музыку с головой. В школе я играл Сонату для скрипки и фортепиано Шнитке, в зрелом возрасте – Каприччио для фортепиано с оркестром Плетнева. Это одно из сложнейших произведений, которые я когда-либо играл, действительно современная музыка, полистилистика – от романтизма до авангарда.

– Лет десять назад вы сказали, что исполнитель не может быть конгениален композитору. Вы по-прежнему так считаете?

– Если судить с высшей позиции – да. В редчайших случаях перевод может быть конгениальным оригиналу – если речь идет о Лермонтове и Гёте. Конечно, искусство музыканта-исполнителя более многогранно, чем искусство переводчика, это почти сотворчество. И всё же настоящим исполнителем-сотворцом, который был конгениален композитору, я считаю лишь Рахманинова. Потом были Юдина и еще несколько подобных интерпретаторов.

– А сейчас их стало меньше.

– Я думаю, больше. Больше тех, кто так относится к музыке и так о себе думает. И кто-то, безусловно, так их и воспринимает. Возьмем, к примеру, далекую от классической поп-музыку, в которой наряду с бездарным есть и талантливое – мелодия, аранжировка. В редких случаях вы будете знать, кто автор музыки, но всегда – что ее пела Селин Дион или Уитни Хьюстон. Странным образом это явление распространяется и на классическую музыку. Есть уже прослойка публики, которая идет на концерт потому, что там выступает их любимый артист. А в программе напечатано имя композитора. И многие исполнители считают себя сотворцами никак не ниже композитора. Порой это явление принимает комические формы.

– Вы играли со ста семьюдесятью дирижерами. Что для вас важно в творческом тандеме с дирижером?

– Концерт – это всегда чудо, потому что музыка, записанная в нотах, вдруг становится живой. Профессия дирижера – загадочная, мистическая, и, как ни странно, есть масса дирижеров, которые мешают течению музыки: они хотят доказать, что они нужны, что без них оркестр не сыграет. И есть дирижеры, само присутствие которых вдохновляет, воодушевляет настолько, что музыка начинает оживать. В этом сезоне я играл с двумя своими любимыми русскими дирижерами – Плетневым и Темиркановым. А вообще в моей жизни было гораздо больше замечательных дирижеров, вот сейчас буду играть с Сакари Орамо.

«Музыки хватит на всю жизнь, но всей жизни не хватит для музыки» (Сергей Рахманинов)

Шахматы и дирижерская палочка

– С Михаилом Плетневым у вас, кажется, общее увлечение – шахматы?

– Полагаю, что для него шахматы не являются любимым хобби, хотя мы с ним играли несколько раз, и первую партию он у меня выиграл, но всё же я больше интересовался шахматами, чем он (в 2002 году Луганский стал победителем на чемпионате по шахматам среди музыкантов. – Т.У.)

– С кем еще вы играете в шахматы?

– Со многими, из известных музыкантов – с Сашей Князевым. Но жизнь так складывается, что времени на хобби становится все меньше.

– Вы по-прежнему даете до 100 концертов в год?

– Да, около того. Думаю, что буду понемногу уменьшать количество выступлений.

– У вас никогда не возникало желания взять в руки дирижерскую палочку?

– Нет, хотя однажды я провел репетицию с оркестром. В этой профессии очень большую роль играет немузыкальная составляющая: способность оказывать влияние на других людей и умение полностью отрешиться от реакции оркестрантов, которые ухмылкой или мрачным видом не должны влиять на дирижера. Кроме того, дирижеру приходится решать административные вопросы, общаться с власть имущими. Все это меня не привлекает.

– А сочинение музыки? Вы когда-то делали обработки Вагнера.

– Музыку я сочинял лет до десяти. Но чем больше я узнавал музыки, тем меньше мне хотелось ее сочинять. Столько хорошей музыки вокруг, и я не считаю себя вправе становиться в ряд с великими композиторами. А обработки... Я сделал фортепианные транскрипции нескольких сцен из «Гибели богов» Вагнера и пары песен Брамса. Думаю, когда-нибудь сделаю что-то еще, но пока – нет.

– Какова сейчас ситуация с классической музыкой в России?

– В финансовом плане дело обстоит не так плохо. Если сравнить с Англией, где очень насыщенная и разнообразная музыкальная жизнь, даже лучше. Другое дело – общий климат в стране. В России гораздо большее внимание в СМИ уделяется развлечениям и спорту. Это замечательные вещи, особенно спорт, но одно дело – прибежать на какие-то секунды быстрее, а другое – написать стихи, картину или музыкальное произведение. Это то, что живет века. Хорошо бы, чтобы это понимали те, кто управляет страной и в чьих руках находятся средства информации. Самое удивительное, что отношение публики к музыке не изменилось в худшую сторону. Публика, которую встречаешь в провинции, просто замечательная! Мой совет всем тем, в чьих руках власть: memento mori! Классическая музыка, живопись, другие виды искусства относятся к категории вечного, а развлекательные программы и спорт – это все-таки преходящее. При том, что я очень люблю спорт. Поэзия Пушкина, Лермонтова, Блока и музыка Рахманинова, Шопена, Бетховена всегда помогут – и когда ты счастлив, и когда в горе, и когда ты юн, и когда стар, и даже когда умираешь.

– Как говорил Чайковский: «Я желал бы всеми силами души, чтобы музыка моя распространялась, чтобы увеличивалось число людей, любящих ее, находящих в ней утешение и подпору».

– И люди их действительно находят. А боксерский поединок может быть безумно интересен, но такой подпорой быть не может. Вот таково мое мнение.

Справка «ДД»:

Николай Луганский

родился 26 апреля 1972 года в Москве в семье научных работников. Учился в Центральной музыкальной школе и Московской консерватории, которую окончил в 1995 году (класс проф. Т.П.Николаевой и проф. С.Л.Доренского).

Лауреат VIII Международного конкурса имени Баха в Лейпциге (1988), Всесоюзного конкурса юных музыкантов в Тбилиси (1988), II Всесоюзного конкурса имени Рахманинова (1990), X Международного конкурса имени Чайковского (1994)...

С 1988 года гастролирует по всему миру. Записи Луганского удостоены премий «Golden Diapason», «Diapason d´Or», «Choc du Monde de la Musique», «Preis der deutschen Scallplattenkritik», «ECHO Klassik».

Николай Луганский – заслуженный артист России и почетный гражданин Ивановки (Музей-усадьба С.В. Рахманинова). Женат, имеет троих детей, живет в Москве. Хобби: шахматы, бадминтон, настольный теннис.