Культура. Раду Поклитару: Главное для художника – пленять

Copy
Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
Финальная сцена из балета «Андеграунд»: к измученным, загнанным в подземелье людям в конце концов приходит спасение. Правда, ценой смерти и потерь.
Финальная сцена из балета «Андеграунд»: к измученным, загнанным в подземелье людям в конце концов приходит спасение. Правда, ценой смерти и потерь. Фото: Сергей Трофимов

Его кредо – в жизни надо делать только то, что дается легко, но делать это изо всех сил. А так как ставить балеты для него самое естественное и любимое занятие, он старается делать это как можно лучше.


В свои 38 Раду Поклитару – фигура заметная в балетном мире. Его спектакли и хореографические миниатюры вызывают живой интерес и горячие дискуссии. Как и его молодой театр – «Киев модерн-балет», состоящий из 21 артиста, средний возраст которых 23 года. На фестивале «Биргитта» гости из Киева показали четыре очень разных по смыслу и настроению балета: три одноактных – «Болеро», «Палата №6» и «Андеграунд» и «двухсерийную», остроумно решенную «Кармен.TV».

А в промежутке между спектаклями и репетициями Раду Поклитару дал интервью. Несмотря на сказанное перед этим: «А знаете, что такое интервью? Это попытка показаться умнее, чем ты есть на самом деле», – беседовать с Раду было легко и приятно.

Мой балетный Таллинн

– Помню, что впервые услышала ваше имя лет восемь назад от Сергея Упкина, который танцевал вашу «Импровизацию» на конкурсе в Джексоне…

– И в Хельсинки, в 2001 году. С Сергеем мы знакомы давно, это мой друг. Именно благодаря Сергею Упкину я впервые попал в Эстонию: ему были нужны номера для конкурса в Хельсинки, и он предложил мою кандидатуру главному балетмейстеру театра «Эстония» Май Мурдмаа. Она посмотрела, одобрила, и я приехал в Таллинн. Тогда я познакомился и с Май, и с Сергеем уже как с артистом. У меня здесь есть еще замечательные знакомые – Элита Эркина и ее супруг Виктор Федорченко (педагоги-репетиторы театра «Эстония» - Т.У.).

И партнерша Сергея Эве Андре, с которой он танцевал ваш номер на музыку Баха?

– Да, маленькая девушка с прекрасным чувством юмора, очень способная в плане современной хореографии. К сожалению, больше не было возможностей пересекаться с ними творчески. Был бы счастлив возобновить эти контакты.

Вы начинали как постановщик хореографических миниатюр, их у вас великое множество. Наверно, около ста?

– Не знаю, в «Википедии» перечислены многие номера. Думаю, их больше, но я не все помню. Сейчас я не ставлю миниатюры, намного интереснее полнометражный спектакль: это возможность не спеша, без суеты, не рискуя быть непонятым, рассказать, что тебя волнует. Форма миниатюры – это как некий виртуозный трюк, ведь ты должен за четыре минуты рассказать жизнь или объяснить характер человека, и ты вынужден торопиться. А когда ставишь полнометражный балет – при том, что я с огромным уважением отношусь к времени зрителя и считаю, что спектакль не должен быть длинным, – ты свободнее в плане метра, ты можешь делать паузы.

Вы как-то сказали, что ставите балеты не про себя, а для себя.

– Не помню, чтоб я это говорил, но это очень правильно. Естественно, мне приятно, когда то, что я делаю, нравится еще кому-то. Это главная мотивация любого художника. Знаете, когда Мориса Бежара спросили, почему он в свои восемьдесят лет продолжает ставить балеты, он сказал: «Я люблю пленять». И по-французски, и по-русски это звучит совершенно замечательно. Балет – это визуальное, сценическое искусство, которое необходимо сделать с артистами сегодня, сейчас, и показать на сцене зрителям. Поэтому тот хореограф, который скажет, что у него этой мотивации, пленять публику, нет... он лукавит.

Для меня Пярт сродни Баху

Что для вас служит толчком, первопричиной для создания спектаклей: музыка, литературное произведение или, может быть, какой-то жизненный опыт?

– Это не противоречащие друг другу вещи. Безусловно, во всех произведениях, которые человек создает на протяжении жизни – начиная с завтрака и заканчивая «Капиталом» Маркса, присутствует его жизненный опыт. Мы можем делать только то, что в нас уже есть. Что касается конкретных балетов, например, показанных вчера «Палаты №6» и «Андеграунда», – это типичный пример того, что при создании балетов нет определенного алгоритма. Идея поставить «Палату №6» у меня возникла после того, как я увидел в Кишиневе, в театре Эжена Ионеско драматический спектакль замечательного молдавского режиссера Петру Вуткарэу по «Палате №6» - «Страсти по Андрею». В то время я как раз получил заказ от Большого театра на постановку одноактного балета, и я решил, что это будет «Палата №6». То есть первичным был просмотр спектакля «товарища по несчастью», затем возникло четкое желание сделать именно «Палату», а потом пришла мысль взять музыку Арво Пярта, которую я очень люблю и которая подходит к Чехову. С «Андеграундом» было по-другому. Там первичной была музыка Петериса Васкса, его скрипичный концерт. Когда я впервые услышал эту музыку, она меня сшибла с ног. И четыре года она лежала у меня под спудом, я боялся к ней прикоснуться. Я к ней шел очень медленно, подходил, смотрел – и уходил. И наконец решился. Абсолютно гениальная музыка.

Пронзительно искренняя и чистая. Как и музыка Пярта.

– Да, но Пярт воздействует по-другому. Для меня он сродни Баху. Он отстранен, и благодаря этой отстраненности есть возможность прочитать его музыку по-разному. Я видел несколько совершенно разных хореографических решений его «Зеркала в зеркале», которое у меня является третьей частью «Палаты №6», – от абсолютно внешних, бессюжетных, до невероятно брутальных. Эта музыка позволяет прочесть себя по-разному.

Катарсис как высшая цель театрального искусства

В ваших балетах чувствуется социальный посыл и нерв.

– Не знаю, хотя я абсолютно уверен, что социальная составляющая в балете очень мала. Она там присутствует только потому, что мы все живем в социуме и каждый из нас, видя происходящее на сцене, проецирует отношения между героями, представителями разных социальных групп на свой собственный опыт. В этом плюс любого сценического искусства – то, что зритель является активным соучастником. Только в этом социальность.

Тема противопоставления личности и общества, индивида и массы, одетой в черное, очень сильно звучит в вашем «Болеро», где в этом высвобождении из одежды читается некий протест против обезличенности и желания всех держать в рамках.

– Я очень рад, что есть такие тонкие и небезучастные зрители, как вы, но уверен, что для других людей будет совершенно другой подтекст.

И это, наверно, хорошо, ведь главная задача театра – ставить вопросы, дать пищу сердцу и уму.

– Ну, у меня своя позиция в этом плане. Я абсолютно убежден в том, что главное в театре – это возможность вызывать сопереживание. Без этого для меня театр не существует. Хотя недавно я поставил, условно говоря, бессюжетный спектакль, но никак не безыдейный и безэмоциональный. Избитое слово «катарсис» как высшую цель любого сценического искусства никто не отменял. Это то, к чему надо стремиться, хотя достигнуть этого практически невозможно. Но желание к этому приблизиться есть.

А как вы относитесь к абстрактным балетам, неоклассике а-ля Баланчин?

– При всем сознании совершенства этих спектаклей я – за редким исключением – на них скучаю.

Имея свой театр, вы можете осуществлять самые смелые идеи и замыслы. А как получилось, что в 34 года вы стали директором и худруком театра? Это ведь редкое в наше время явление – частный театр, существующий на деньги мецената.

– Идея создать театр принадлежит не мне, а Владимиру Витольдовичу Филиппову, замечательному человеку и меценату. По культуре, по знаниям, по менталитету это человек XIX века.

Беляев, Мамонтов…

– Морозов, Зимин… Можно называть очень много имен, но их уже нет на свете, а Владимир Витольдович рядом с нами. И очень надеюсь, что его горение нашим театром будет долгим, потому что он является отцом этой труппы, и он принимал роды.

А как отец относится к своему ребенку? Пытается воспитывать, что-то запрещать?

– Он достаточно благожелательный папа. Когда ему что-то совсем не нравится, он скажет свое мнение, но не будет влиять на творческий процесс. Это моя прерогатива. Простите, у меня звонит телефон: это Петерис Васкс. (…Да, Петерис, знаете, о чем я мечтаю? У меня перед глазами картина на следующий год: Латвийская опера, банкетный зал, две запотевшие рюмки с холодной водкой, и мы с вами чокаемся и пьем за успех нашего спектакля в Риге. Петерис, я вас сильно люблю. Огромный привет Дзинтре.)

У вас такие теплые отношения с композитором Васксом?

– Да, он вчера был на спектакле.

А с Арво Пяртом столь же добрые отношения?

– К сожалению, я не знаком с Арво Пяртом. Я мечтал, что он появится на нашем спектакле, но, увы, он – по объективным причинам – не смог присутствовать. Это единственный негативный момент за вечер.

Ну, я думаю, у вас еще будет возможность встретиться и с Пяртом, и с Эстонией. Большое спасибо вам и вашим ребятам – они танцуют с такой отдачей! Это ведь ваши единомышленники?

– Очень надеюсь, что это так.

Справка «ДД»

Раду Поклитару

Родился в 1972 году в Кишиневе в семье артистов балета.
В 1991 году окончил Пермское хореографическое училище и в 1999 году – Белорусскую академию музыки по специальности «балетмейстер».
В 1991 – 2000 гг. – артист балета Национального Большого театра оперы и балета Республики Беларусь.
В 2000-2001 – главный балетмейстер Национальной оперы Молдовы.
В 2001 – 2006 – свободный художник.
С 2006 – директор и художественный руководитель «Киев модерн-балета».

Комментарии
Copy

Ключевые слова

Наверх