Александр Брод: правозащитники бывают разные

Copy
Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
Фото: Станислав Мошков

В начале марта в Эстонии в составе миссии наблюдавшего за выборами Европейского центра геополитического анализа побывал директор Московского бюро по правам человека Александр Брод.

Сложившийся в народе стереотип российского правозащитника несимпатичен: критикан-либерал, защищающий не тех, кого надо, питающийся западными грантами и предающий интересы России, не вызывает у масс ничего, кроме омерзения. Александр Брод готов поспорить. Да, говорит он, у правозащитного движения есть свои недостатки, но и верить на слово неонацистам не следует: «Население России слабо представляет себе, что такое правозащита. Как показывают соцопросы, люди плохо информированы о нашей деятельности: всего семь процентов граждан знают о работе некоммерческих организаций, участвуют в проектах НКО. Это очень низкий показатель по сравнению с европейскими странами. Не будем забывать про озлобленность радикальных националистов, которым не нравится наша антифашистская деятельность»...

Не меньшинством единым

– Ваше имя часто появляется в списках врагов русского народа...

– Да, эти списки публикуются с момента появления общества «Память» и Русского национального единства. Кстати, в последние годы списки стали появляться чаще, потому что власть, которая раньше открещивалась от борьбы с нацистами, называла их «патриотами» и «футбольными фанатами», стала реагировать жестче: выносятся обвинительные приговоры, первые лица публично осуждают неонацизм. Теперь в списках есть имена судей и прокуроров. Убийство судьи Чувашова – скорее всего, дело рук нацистов, как и убийство адвоката Маркелова, и запугивание ряда судей. А еще правозащитников не любят чиновники. У нас был период, когда власть поддерживала точку зрения, что правозащитники – пятая колонна. Сейчас эта истерия идет на спад.

– Правозащитникам в России ставят в вину то, что они защищают меньшинства, но при этом игнорируют большинство.

– Здесь есть доля истины: в 90-е годы немногочисленные антифашистские организации действительно занимались только защитой мигрантов и этнических меньшинств. Между тем у русского населения были и есть проблемы на Северном Кавказе, откуда оно практически выдавлено, в Якутии, где долгое время не разрешали зарегистрировать русскую общину, в Татарстане, Башкортостане, Калмыкии... На Кавказе оскверняют православные храмы, нападают на русских священников, учителей, журналистов. Я считаю, что надо активнее защищать любые этнические группы независимо от того, большинство это или меньшинство. Наша организация так и старается делать.

Сорок памятников Сталину

– Прошло три месяца после выступлений на Манежной площади, правозащитники продолжают говорить о «коричневой угрозе». Как вы предлагаете с этим явлением бороться?

– Власти стали активнее осуждать неонацистов – это хорошо. Чего у нас нет, так это программы просвещения населения на государственном уровне. Нужна серьезная работа в сфере образования, социальной рекламы, нужны просветительские фильмы, статьи, передачи. А прежде всего нужно оздоровление российской политической системы: она сейчас в кризисном состоянии. Истинная многопартийность, независимая пресса, внятно работающие правоохранительные органы и прозрачная судебная система... Когда государство начнет нормально работать, станет по-настоящему социальным, почвы для радикалов будет меньше. Во многом радикализм идет от бескультурия, нищеты, безверия, отчаяния.

– Отдельные правозащитники призывают русский народ каяться за все, от революции до репрессий, то есть устанавливают принцип коллективной вины, который сами же отвергают в отношении меньшинств. Как вы относитесь к идее такого покаяния?

– Знаете, я с годами стал более взвешенно относиться к советской эпохе. Не люблю черно-белые оценки и не считаю, что до 1991 года все было отвратительно, – особенно если сравнить то время с нынешним. Сейчас в России разрушена система социальной защиты. Взять хоть высшее образование: молодой человек из глубинки без волосатой руки почти не имеет шансов поступить в столичный вуз, везде коррупция, везде свои кланы... Я считаю, что России не хватает понимания трагедии, которая произошла в сталинский период. Я антисталинист и категорически не согласен, когда Сталина называют эффективным менеджером. Да, был громадный рывок в сфере промышленности, но вопрос в заплаченной цене. Того, что сделал Сталин, нельзя забыть, простить, даже понять. Он уничтожил много светлых голов, внушил стране страх. Многие наши нынешние проблемы уходят корнями в сталинский период. Пока Россия не осознает трагедию этого периода, она не сможет вылечиться от своих болезней. За последние годы у нас появилось около сорока памятников Сталину...

– А как именно Россия должна осознавать эту трагедию?

– Российская власть должна публично дать сталинизму четкую оценку, достойно увековечить эту трагедию и поддерживать репрессированных и их родственников. Даже небольшие льготы, и те у репрессированных отняли.

Запущенный вопрос

– Вы не слишком соответствуете стереотипу правозащитника: в августе 2008 года вы были на стороне России, а не Грузии, Валерия Новодворская обвиняла вас в связях с Кремлем, вы критикуете коллег... Выходит, в правозащитном стане нет единства?

– Да, правозащитное движение крайне неоднородно. В нем есть направление, выросшее из диссидентского движения, там есть достойные люди. Я преклоняюсь перед Сахаровым, перед Еленой Боннэр, перед теми, кто поставил борьбу с системой выше своего благополучия... Но когда прежние методы переносят на новый этап, я считаю, что это непродуктивно. В России ходить на митинги и кричать «Долой!» бессмысленно. Это как человек на перроне, мимо которого мчится поезд: можно изрыгать проклятия, но поезд уйдет, а ты останешься. Сегодня мало критиковать – надо решать проблемы. А решать их без взаимодействия с властью невозможно. Мы разговариваем с властью, предлагаем ей свои решения, добиваемся пусть маленьких, но шагов вперед. Вспомните поселок Речник, который хотели снести, – мы остановили бульдозерный вариант решения проблемы. То же с Химкинским лесом. Нам удается лоббировать важные законы. Те, кто просто митингуют или, по примеру национал-большевиков, забрасывают чиновников яйцами и захватывают общественные приемные, ситуацию не улучшают. И, да, мне не все нравится из того, что говорят коллеги. Я уважаю Сергея Ковалёва, но когда он предлагает пересмотреть итоги Нюрнбергского процесса, он бросает кость нацистам. Не согласен я и с тем, что Россию нужно гнать из Совета Европы, вводить против нее санкции и так далее. Что это даст? Пострадают рядовые граждане, а власть этим не напугаешь.

– Как вы оцениваете ситуацию в Эстонии?

– Я вижу, что в Эстонии имеет место нарушение прав русскоязычных – и на уровне законов, и на практике. Русскоязычные не могут почувствовать себя полноценными гражданами, есть проблемы при получении гражданства, при трудоустройстве, есть диффамация в СМИ. Неграждане, которые платят налоги, не могут участвовать в выборах, в политической жизни. Из той же оперы – театрализованные шествия людей в нацистских мундирах и молчание по этому поводу власти. Жаль ветеранов, которых прессуют в странах Прибалтики, и даже после смерти, как это происходит с Арнольдом Мери... Кроме того, я считаю, что МИД РФ непростительно мало делает для соотечественников за рубежом. Да, есть десятки программ, выделены бюджетные средства, но эффекта от них никакого. Заинтересованности нет. Высшие должностные лица редко высказываются в защиту русскоязычных Прибалтики. Это вопрос, мне кажется, очень запущенный.

Комментарии
Copy
Наверх